Сотрудники одного частного учреждения Финляндии , которые ухаживают за больными инвалидами, разлучили 28-летнего внука, сироту, с бабушкой (со мной). Я яляюсь единственным близким ему родственнником. Была его опекуном ещё в СССР. Внук -инвалид детства, аутист, немой. Понимает 2 языка (русский и финский). Мы переехали в 1991 году как ингерманландцы-переселенцы в столичный регион Финляндии. Сначала жили вдвоём. Я чувствовала ответственность за су-дьбу ребёнка и надеялась, что у парня судьба сложится хорошо. Ребёнок учился в школе, потом в специальных училищах для аутистов и преуспевал. Парень возмужал, я не вечна. Предоставилась возможность переселиться в муниципальное учреждение. Там он продолжал учиться и работал по возмож-ности (ткал ковры, выполнял мелкую ручную работу по дереву и металлу...). Через некоторое время я стала замечать, что моё сопровождение раздра-жало сотрудников, иногда меня даже оскорбляли. Тем не менее старалась работать с ними в контакте. ' В марте 2008 года мы приехали в Имтру, парня определили в частное учреждение. Во время одной встречи (я была со свидетелем) руководитель мне запретила говорить с парнем по-русски. Она решила разлучить нас в связи с тем, что я хотела знать,чем занимается мой внук, как находит контакт с окружающими людьми, чем его лечат... (я думаю, что она увидела угрозу своей деятельности. Возмущена моим поведением, как это я русскоязычная "сую нос не в свои дела"?) Меня обвинили в избиении собственного внука, подтасовали факты. Через сутки после пребывания внука у меня в гостях было заявлено в полицию об избиении мною парня. 11 месяцев я была под следствием,но следователь снял с меня по-дозрение в избиении внука. За это время суд снял с меня опекунство над внуком, назначив государственного опекуна у которого 200 опекаемых. В определении суда по снятию опекунства написано, что я имею право встречаться с внуком, так как я единственная которая понимает его мысли и может передать их, передать его мнение, чувства, настроение государственному опекуну. Сама руководитель учреждения в суде под присягой заявила, что никаких ограничений во встречах мне с внуком больше не существует. 22.11.2009 года, в тот день когда стало известно о снятии с меня подозре-ния в избиении внука, я пошла в данное учреждение, взяв с собой свидетеля. Внук, был очень рад встрече. На мои вопросы об избиении с помощью жестов, пиктограмм, фотографий показал, что его избила воспитательница. С тех пор меня больше не пускают в это учрежение и его ко мне тоже. Не дают мне говорить ему по телефону, петь его любимые песни, желать ему спокойной ночи... А мою мать, 97 летнюю старуху, привезенную на инвалидной коляске к правнуку просто напросто выдворили за дверь. Представляю, как тяжело внуку. О чём он думает, может быть, ему сказали, что я уже умерла или не хочу его видеть, отказалась от него. А я ведь его сопровождала со дня рождения. В чём моё преступление? Я хотела помочь человеку адаптироваться, а в дальнейшем и интегрироваться в социум. Я обращалась за помощью к социальным работникам, министрам, прези-денту Финляндии, в СМИ... В нашу пользу возникло даже народное движение. Мы не одиноки, не единственные с кем так обращаются в Финляндии. Есть и другие жертвы дискриминации инвалидов, особенно переселенцев. Сейчас для меня и тех людей, которые нам хотели помочь закрыт доступ в местные СМИ, корреспонденту местных газет уже запретили о нас писать. Виола Хейстонен |
IMATRA >